Зима в Германии, 1984. Джейми Лоутер-Пинкертон дремлет на дне промерзшей траншеи между двумя ирландскими гвардейцами. В будущем он станет одним из самых влиятельных придворных современности, но в данный момент он двадцатитрехлетний армейский офицер, которому только что позвонили по поводу его новой должности: он собирается стать конюшим королевы-матери. Сорок восемь часов спустя, одетый в свой лучший костюм и чертовски нервный, он будет обедать с королевой-матерью в Кларенс-Хаусе. И это будет совсем не то, что он ожидал.
У каждого свое представление о том, какой может быть трапеза с королевской семьей. Правила. Протокол. Формальность. И горе тому, кто неправильно пользуется столовыми приборами. Обедая с королевой-матерью, молодой Лоутер-Пинкертон обнаружил, что разговор действительно зашел об использовании столовых приборов, но не так, как он мог себе представить. Позже он говорил, что королева-мать была женщиной доброй и с мягким чувством юмора, и в этом случае она инстинктивно поняла, что ее нового советника нужно успокоить.
Сэр Мартин Гиллиат, личный секретарь королевы-матери, расхохотался.
Таково было знакомство Лоутера-Пинкертона с домашним хозяйством королевы-матери, одной из последних великих реликвий эдвардианской эпохи. Персонал работал по старомодному принципу, и даже если работа не сводилась только к стрельбе горохом по люстрам, это всегда было весело: служба никогда не позволяла слишком сильно мешать наслаждению жизнью.
Во время работы конюшим — по его выражению, это было нечто среднее между компаньоном и младшим личным секретарем, — Лоутер-Пинкертон многому научился в дополнение к тому, как лучше оценивать расстояние, когда пуляешь горох вилкой. Прежде всего, он научился быть придворным, и человек, у которого он учился, был Гиллиат.
«Он был самым волшебным человеком. В жизни есть всего один-два таких человека, и он был одним из них. Он был очень, очень хорошим примером того, как на самом деле надо вести домашнее хозяйство. Он делал это красиво, поэтому мы все чувствовали себя как дома и работали в одном направлении. Он был великолепен. Он прошел через все это. Для него не было ничего нового под солнцем. И он был совершенно нестандартным. Он всегда говорил правду начальству. Он делал это очень вежливо, но был достаточно эксцентричен, поэтому ничего не утаивал».
Конечно, старый итонец, как и Лоутер-Пинкертон; и современник Мартина Чартериса, подполковник Гиллиат служил во время Второй мировой войны в Королевском стрелковом корпусе короля. Он был захвачен в плен в Дюнкерке и неоднократно пытался бежать. Он пытался дважды, прежде чем попал в лагерь для военнопленных, а затем в Эйхштадте попытался выкопать туннель. Когда его поймали в четвертый раз, на него навесили ярлык «настойчивого беглеца» и отправили в замок Кольдиц, из которого было невозможно сбежать. Там он сыграл большую роль в поддержании морального духа и был избран адъютантом своими товарищами по заключению. Он обладал уникальными дипломатическими способностями, и это объясняет, почему он так нравился королеве-матери. Он был нанят в 1955 году на испытательный срок и оставался на службе до самой смерти в 1993 году в возрасте восьмидесяти лет.
После войны он работал в Генеральном комиссариате в Сингапуре, когда король Таиланда Пумипон Адульядет приехал на обед. Молодой король был парализован робостью, и все неловко стояли вокруг, пока Гиллиат не сломал лед. «Ваше величество, насколько я понимаю, вы умеете стоять на голове», — сказал он. — Пожалуйста, покажите нам». Король согласился, и после этого обед прошел как по маслу.
Работа на королеву-мать не была похожа на работу где-либо еще в королевской семье. Она вела жизнь, обремененную не столько политикой и конституционными вопросами, сколько вопросом, кто придет сегодня на обед. Письма, которые Гиллиат писал от имени своего босса, были прекрасными вещами из другой эпохи: если королева-мать отклоняла приглашение, отказ был выражен в таких очаровательных выражениях, что подавляло любое чувство разочарования: «Королева Елизавета очень тщательно и с пониманием отнеслась к вашему запросу... Королеву-мать очень привлекает это предложение, но, к ее сожалению, она опасается, что ей придется отклонить приглашение...»
Работа Гиллиата заключалась в том, чтобы шоу продолжалось; его товарный запас заставлял людей чувствовать себя как дома. «Раньше он легко общался с женами самых неинтересных чиновников», — говорит королевский биограф Хьюго Викерс. «Он говорил: «Я понимаю, что у тебя много детей. У меня у самого шесть дочерей. Что мне с ними всеми делать?» Он ни разу не был женат за всю свою жизнь. Он все выдумал. Слава богу, его никогда не цитировали».
У Гиллиата были изысканные манеры и он был очень вежлив. Если вы случайно оказались на мероприятии, вам всегда было весело, если он был в комнате. Казалось, что у него безграничная энергия и время, и он всегда смотрел людям в глаза. Он был довольно обидчивым, держал руку на плече, когда разговаривал с тобой. Ему удалось заставить людей чувствовать себя особенными. Он был поистине старомодным джентльменом.
Однажды, разговаривая на улице с 11-м герцогом Мальборо [известным как Санни], он поманил кого-то к себе.
«О, Санни, познакомься, это мой друг Томми». Подошел Томми, и Санни очень вежливо поприветствовал его, спросив: «Как поживаете?»
Мартин, многозначительно кивнув, сказал: «Томми замечательный. Он помогает мне с мусором». Он был мусорщиком. Гиллиат познакомил герцога и мусорщика.
Однако за дружелюбием скрывался более сложный человек. В своей биографии королевы-матери Хьюго Викерс описал Гиллиата как «сдержанного человека, чем-то вроде одиночки, немного актера, иногда двуличного». . . и пострадавшего от своего военного опыта».
Он не любил говорить о войне: «О, это давно, и никому не интересно». Но на самом деле после войны он вообще не спал. Это сделало его идеальным секретарем королевы-матери. Она могла до поздней ночи устраивать вечеринки и прочее. Он оставался с ней, а потом, когда она ложилась спать. он писал письма. Потом она вставала рано, и они вместе выгуливали собак и делали другие дела. Они очень хорошо подходили друг другу.
И хотя он не любил говорить о войне, но он хорошо помнил ее и время, проведенное в заключении в замке Кольдиц.
У каждого свое представление о том, какой может быть трапеза с королевской семьей. Правила. Протокол. Формальность. И горе тому, кто неправильно пользуется столовыми приборами. Обедая с королевой-матерью, молодой Лоутер-Пинкертон обнаружил, что разговор действительно зашел об использовании столовых приборов, но не так, как он мог себе представить. Позже он говорил, что королева-мать была женщиной доброй и с мягким чувством юмора, и в этом случае она инстинктивно поняла, что ее нового советника нужно успокоить.
Сэр Мартин Гиллиат, личный секретарь королевы-матери, расхохотался.
Таково было знакомство Лоутера-Пинкертона с домашним хозяйством королевы-матери, одной из последних великих реликвий эдвардианской эпохи. Персонал работал по старомодному принципу, и даже если работа не сводилась только к стрельбе горохом по люстрам, это всегда было весело: служба никогда не позволяла слишком сильно мешать наслаждению жизнью.
Во время работы конюшим — по его выражению, это было нечто среднее между компаньоном и младшим личным секретарем, — Лоутер-Пинкертон многому научился в дополнение к тому, как лучше оценивать расстояние, когда пуляешь горох вилкой. Прежде всего, он научился быть придворным, и человек, у которого он учился, был Гиллиат.
«Он был самым волшебным человеком. В жизни есть всего один-два таких человека, и он был одним из них. Он был очень, очень хорошим примером того, как на самом деле надо вести домашнее хозяйство. Он делал это красиво, поэтому мы все чувствовали себя как дома и работали в одном направлении. Он был великолепен. Он прошел через все это. Для него не было ничего нового под солнцем. И он был совершенно нестандартным. Он всегда говорил правду начальству. Он делал это очень вежливо, но был достаточно эксцентричен, поэтому ничего не утаивал».
Конечно, старый итонец, как и Лоутер-Пинкертон; и современник Мартина Чартериса, подполковник Гиллиат служил во время Второй мировой войны в Королевском стрелковом корпусе короля. Он был захвачен в плен в Дюнкерке и неоднократно пытался бежать. Он пытался дважды, прежде чем попал в лагерь для военнопленных, а затем в Эйхштадте попытался выкопать туннель. Когда его поймали в четвертый раз, на него навесили ярлык «настойчивого беглеца» и отправили в замок Кольдиц, из которого было невозможно сбежать. Там он сыграл большую роль в поддержании морального духа и был избран адъютантом своими товарищами по заключению. Он обладал уникальными дипломатическими способностями, и это объясняет, почему он так нравился королеве-матери. Он был нанят в 1955 году на испытательный срок и оставался на службе до самой смерти в 1993 году в возрасте восьмидесяти лет.
После войны он работал в Генеральном комиссариате в Сингапуре, когда король Таиланда Пумипон Адульядет приехал на обед. Молодой король был парализован робостью, и все неловко стояли вокруг, пока Гиллиат не сломал лед. «Ваше величество, насколько я понимаю, вы умеете стоять на голове», — сказал он. — Пожалуйста, покажите нам». Король согласился, и после этого обед прошел как по маслу.
Работа на королеву-мать не была похожа на работу где-либо еще в королевской семье. Она вела жизнь, обремененную не столько политикой и конституционными вопросами, сколько вопросом, кто придет сегодня на обед. Письма, которые Гиллиат писал от имени своего босса, были прекрасными вещами из другой эпохи: если королева-мать отклоняла приглашение, отказ был выражен в таких очаровательных выражениях, что подавляло любое чувство разочарования: «Королева Елизавета очень тщательно и с пониманием отнеслась к вашему запросу... Королеву-мать очень привлекает это предложение, но, к ее сожалению, она опасается, что ей придется отклонить приглашение...»
Работа Гиллиата заключалась в том, чтобы шоу продолжалось; его товарный запас заставлял людей чувствовать себя как дома. «Раньше он легко общался с женами самых неинтересных чиновников», — говорит королевский биограф Хьюго Викерс. «Он говорил: «Я понимаю, что у тебя много детей. У меня у самого шесть дочерей. Что мне с ними всеми делать?» Он ни разу не был женат за всю свою жизнь. Он все выдумал. Слава богу, его никогда не цитировали».
У Гиллиата были изысканные манеры и он был очень вежлив. Если вы случайно оказались на мероприятии, вам всегда было весело, если он был в комнате. Казалось, что у него безграничная энергия и время, и он всегда смотрел людям в глаза. Он был довольно обидчивым, держал руку на плече, когда разговаривал с тобой. Ему удалось заставить людей чувствовать себя особенными. Он был поистине старомодным джентльменом.
Однажды, разговаривая на улице с 11-м герцогом Мальборо [известным как Санни], он поманил кого-то к себе.
«О, Санни, познакомься, это мой друг Томми». Подошел Томми, и Санни очень вежливо поприветствовал его, спросив: «Как поживаете?»
Мартин, многозначительно кивнув, сказал: «Томми замечательный. Он помогает мне с мусором». Он был мусорщиком. Гиллиат познакомил герцога и мусорщика.
Однако за дружелюбием скрывался более сложный человек. В своей биографии королевы-матери Хьюго Викерс описал Гиллиата как «сдержанного человека, чем-то вроде одиночки, немного актера, иногда двуличного». . . и пострадавшего от своего военного опыта».
Он не любил говорить о войне: «О, это давно, и никому не интересно». Но на самом деле после войны он вообще не спал. Это сделало его идеальным секретарем королевы-матери. Она могла до поздней ночи устраивать вечеринки и прочее. Он оставался с ней, а потом, когда она ложилась спать. он писал письма. Потом она вставала рано, и они вместе выгуливали собак и делали другие дела. Они очень хорошо подходили друг другу.
И хотя он не любил говорить о войне, но он хорошо помнил ее и время, проведенное в заключении в замке Кольдиц.
Эту историю рассказал Чарли МакГрат, близкий друг Лоутера-Пинкертона со времен его службы в армии. Отцом Чарли был Брайан МакГрат, долгие годы бывший личным секретарем герцога Эдинбургского, с которым мы познакомимся позже. Таков королевский мир: все всех знают.
Последнее редактирование:
