Московитские Письма Франческо Локателли, опубликованные анонимно в Париже в 1735 г. в числе самых известных и самых ранних итальянских сведений о России XVIII века; это был фактически памфлет, который своим насмешливым тоном и популярностью в Европе сильно задел русское правительство. На книге стоит дата 1736 г., но уже в конце 1735 она продавалась в Париже; на следующий год переиздана в Париже, в Кенигсберге и на английском в Лондоне. Россия вызывала большой интерес, как известием о Петровых реформах, так и растущим влиянием в европейской политике; и Локателли почти откровенно отговаривал западных специалистов идти на службу в Россию, ибо тем самым они послужат ее развитию и нарастанию угрозы Европе.
Антиох Кантемир, посол России в Лондоне, ясно видел опасность и тщетно пытался воспрепятствовать публикации «Писем», хотя бы в Англии. Большая редкость, в особенности, в России.
Ф. Локателли Ланци (l687-l770) — дворянин из Бергамо, несколько лет прослужил Франции на войне за Испанское наследство, затем вел беспутную жизнь между Бергамо и Парижем; из Парижа в 1733 году бежал в Россию под фальшивым именем, надеясь быть принятым на военную службу. В России подозревался в шпионаже — дальнейшая судьба показала его как талантливого и востребованного разведчика-аналитика.
Вы должны быть зарегистрированы для просмотра изображений
Вы должны быть зарегистрированы для просмотра изображений
Вы должны быть зарегистрированы для просмотра изображений
На русский язык книга до сих пор не переведена.
Цитаты:
Воровство:
«Всем известно, что воровство – общая черта между московским народом, так что никто даже и не стыдится в этом. Взрослые и юные, мужчины и женщины без стеснения присваивают себе чужое добро, только бы попалось под руку. Вот, почему здесь все держат себя всегда настороже и все выказывают такое постоянное недоверие друг к другу. Петр Первый обыкновенно говорил, что если бы он вздумал перевешать всех воров в своем государстве, то остался бы без подданных».
Про москвичей и провинциалов:
«Я заметил некоторую разницу между народами этой обширной империи. Жители Москвы и ее окрестностей на пятьдесят верст в окружности едва заслуживают, чтобы на них смотрели как на людей. Но по мере того, как удаляешься от этой местности, находишь народ не такой грубый, более человечный и поэтому более достойный пользоваться жизнию, чем жители Москвы. Менее всего варвары – те, которые живут в самых отдаленных лесах, и которыми руководит в поступках простой инстинкт, данный им природою».
Афоризм Локателли:
«Уж таков обычай страны, ничего не делается сегодня, а все откладывается до завтра; испытывать это к сожалению мне приходилось очень часто: я пробовал эти сегодня и завтра в течение целых месяцев».
Подозрительность:
«Иностранец, некоторое время здесь проживший, получит дозволение на выезд не иначе как с немалым трудом. Едва московитские власти проведают о затевающемся отъезде, как становятся ревниво подозрительными и крайне недоверчивыми. Никто из посвященных в здешние дела, не должен лелеять мысли покинуть страну. Московиты боятся, что он разболтает их секреты. Согласитесь, такое поведение – очевидное доказательство слабости их правительства».
Ремарка после того, как он был заключен в московский полицейский участок:
«Как московиты – заклятые враги остального рода человеческаго, то арестант-иностранец был для них приятным зрелищем, и в полицию стали приходить чаще обыкновенного».
О правлении Анны Иоанновны:
«Известно, что все важные дела, о которых трактуют в настоящее время при русском дворе, находятся в руках министров-иностранцев, и только для приличия к ним приобщают двоих или троих из русских, но можно сказать наверное, что вся сила заключается в первых. Эти министры-иностранцы так крепко ухватились за свою власть и так умеют поддерживать друг друга, что на господ московитов смотрят как на своих подвластных, и те никогда не смеют ничего предпринять, не получив прежде согласия других. Иностранный министр, предлагавший мне вопросы – первый из всех в деле рассуждений и совещаний; но я не думаю, чтобы решение важных дел принадлежало ему одному, хотя он и принимал в них важное участие. Другие – придворные господа, они заседают на советах, на конференциях, на аудиенциях иностранных послов; с ними советуются во всех сколько-нибудь важных делах.
Так как московиты по природе подозрительны, недоверчивы, и думают, что нет в мире человека, на которого можно бы было положиться с доверчивостью, то у них всегда и везде назначается какой-нибудь надсмотрщик, отчего дела даже такие, которые требуют величайшей тайны, у них рассматриваются в присутствии многих лиц. Я знаю только то, что ни один человек в Московии, какими бы талантами ни обладал он, при самом лучшем расположении оказать народу услугу, никогда не будет в состоянии успеть в своем намерении, разве с невероятными усилиями, потому что постоянными подозрениями и недоверчивостью быстро обескуражат его, и он потеряет свободу духа, которая необходима для дел, требующих скорого исполнения».
Официальный вердикт следственной комиссии по делу Локателли:
«В 1733 г. декабря 13, прислан из Москвы, из сенатской конторы, в сенат итальянец граф Локателлий, о котором объявлено, что он в ту контору прислан от казанского губернатора, а в Казани его, Локателлия, объявил професор Делакроер, а в допросах в Казани и в сенате показал, что поехал он из Парижа в том же году в генваре месяце от приневоленной ему женитьбы в Россию чрез Гданск под чужим пашпортом для того, что он впал в бедность и не признали б, что он воинский человек, ибо генерал-фельдмаршала графа фон Миниха сын в Париже во многих местах его видал, и жил в С.-Петербурге не тайно. А как академии професоры отправились в Камчатку, то и он с ними до Казани по просьбе, объявив о себе купецким человеком, поехал; а от Казани намерен был ехать в низовый корпус, где обретался генерал-лейтенант, ландграф князь Гесен-Гомбургский, для принятия вашего императорского величества службы и в Казани губернатору о настоящем своем имени,чтобы ему туда ехать было свободно, объявил... По разсуждению сенатскому, подозрения за ним не признавается: ежели бы он, Локателлий, выехал для какого шпионства, то б он для корреспонденции жил в С.-Петербурге, или б поехал на Украйну и в Польшу, из чего видно, что он ехал в низовый корпус для принятия той службы в такое отдаленное место, где шпионства или переписок в европския государства чинить не можно и опасности б оттого не было. Того ради сенат вашему императорскому величеству всеподданнейше доносит, не соизволит ли ваше императорское величество указать оного Локателлия по желанию его определить в службу в низовый корпус или из России его выслать на кораблях, куда он ехать похочет, июля 28 [1734 года]».
Да и с правопреемственностью тоже 
