Он приносил домой хорошую зарплату, любил детей и котика, увлекался кулинарией, и с упоением варил борщи. А в свободное время строил дом за городом. Своими руками. Хобби у него было такое. И все бы ничего, да не хватало Васе полета мысли и души. Неспособен он был на порыв, не умел так вот, чтобы женщина — ах! — и свалилась ему под ноги, как спелый плод. Пришел, увидел, победил — это было не про Васю.
— Ну укуси меня хоть, что ли, — иной раз от безнадежности просила Анжела Петровна.
— Акула я тебе? Или алабай какой? — Вася надувал пухлые щеки, и тяжело вздыхал, всем своим видом показывая: не может.
Он другим брал, заботой и лаской, что в свое время и подкупило Анжелу Петровну. В общем, Вася был уютен, как стоптанные тапки, и надежен, как березовое полено.
Между тем, Анжела Петровна была женщина больших страстей. Ей мечталось, чтобы — высокие страдания, «ах, оставьте граф!», «нет, графиня, вы моя!», взлеты, падения, и наконец желанная награда. В общем, Анжеле Петровне хотелось романтики, которой законный супруг дать не мог.
Однажды она решилась эту романтику получить. «Ну и что ж, измена? — уговаривала себя Анжела Петровна. — Если мне муж не дает желаемого, надо взять на стороне. Всего один разок, и никто не узнает. Хоть пойму, как это бывает, с романтичным мужчиной. А то до тридцати пяти дожила, и настоящей страсти не познала».
Для получения недостающей в организме романтики Анжела Петровна выбрала коллегу, Костика. Так его называли на работе, несмотря на подступающее сорокалетие. Костик был холост, весел и нечеловечески обаятелен. У дам перехватывало дыхание, когда Костик, высокий, голубоглазый, круглогодично загорелый, входил в офис и одаривал всех белозубой улыбкой. Летом он носил джинсы с клетчатыми ковбойскими рубахами, зимой — со свитерами крупной вязки, «под Хемингуэя».
Костик давно уже склонял Анжелу Петровну ко греху, и наконец, ярким апрельским днем, она склонилась.
— Это будет незабываемое свидание, — заговорщически прошептал он.
— Какое? — задохнулась от запретного желания Анжела Петровна.
— Сюрприз, — улыбнулся Костик.
В субботу Анжела Петровна тщательно собиралась для грехопадения: приняла ванну с ароматическими маслами, сделала укладку и макияж, надела тонкие черные чулки со швом, дорогое нижнее белье, черное платье, подчеркивающее фигуру. Красное пальто из кашемира, легкий шелковый шарфик и сапоги на шпильке довершили неотразимый образ.
Вася, как обычно, пропадал за городом, на постройке дома. Дети были заняты своими делами. Почесав за ухом кота, которого тоже звали Васей, Анжела Петровна выпорхнула навстречу запретной страсти...
Свидание было назначено на морском вокзале, что Анжела Петровна тоже сочла романтичным. К тому же, она догадывалась: Костик поведет ее в недавно открывшийся поблизости шикарный морской ресторан.
Костик уже ждал ее возле пирса. Ветерок трепал белокурые волосы, кожаная летная куртка подчеркивала чеканный профиль. Анжела Петровна залюбовалась, и снова удивилась, как тонко Костик чувствует стиль: он будто явился из другого, романтического времени, и походил на все сразу черно-белые героические фото, когда-то виденные в учебниках.
Вопреки ожиданиям, Костик взял ее за руку и повел к парому, уходившему на остров Узкий. Анжела Петровна догадливо усмехнулась: там тоже недавно открылся морской ресторан, еще шикарнее.
Над морем дул холодный ветер. Все пассажиры разместились в салоне, но Костик предпочел остаться наверху. Он подвел Анжелу Петровну к борту, раскинул руки, и шепнул на ухо:
— Как в «Титанике».
Ледяной ветер взъерошил красивую укладку, поставил волосы дыбом. Выбил слезы из глаз, и Анжела Петровна с тоской ощутила, как течет макияж. Сам Костик, прикрывшийся Анжелой Петровной, чувствовал себя прекрасно.
— Ниар, фар, форевар ю ар… — завывал он в тон ветру.
Анжела Петровна терпеть не могла «Титаник», и засыпала на пятой минуте показа. Но сейчас мужественно терпела ради романтики. Наконец, когда вся она уже была в слезах и соплях, а размазанная косметика и ирокез вместо прически делали ее похожей на безумного Чингачгука, паром причалил на острове Узкий.
И опять Костик провел Анжелу Петровну мимо ресторана, увлекая вдоль пустынного берега. «Уж не маньяк ли он?» — с опаской подумала Анжела Петровна. Гладкая подошва сапожек скользила по мокрым камням, шпильки за них цеплялись, и Анжела Петровна с грустью подумала, что сапожкам хана.
— Вот мы и пришли, — сказал Костик, указывая на компанию, которая вольготно расположилась на берегу возле костра.
Компания была разношерстная — два пожилых мужчины, один юноша лет шестнадцати, и четыре растрепанные женщины неопределенного возраста. «Не маньяк, — утешилась Анжела Петровна, и тут же озаботилась: «А может, они все маньяки? Или секта?»
— Подожди, моя прекрасная, я сейчас, — сказал Костик, и куда-то убежал.
Анжела Петровна присела на выброшенную морем корягу, мысленно прощаясь с красным кашемировым пальто. Странные мужчины и женщины молча заваривали «Доширак», передавали по кругу пластиковые стаканы с водкой. Анжеле Петровне тоже предложили, но она отказалась.
Вскоре вернулся Костик, и торжественно возложил на ее голову венок из одуванчиков:
— Тебе, моя фея. Первые в этом году.
Желтая пыльца осыпалась с цветов на легкий шарфик от Hermes. Анжела Петровна заскрипела зубами и полезла в телефон, дабы узнать расписание паромов. Вдруг аплодисменты заставили ее оторвать взгляд от экрана.
— Посвящается моей прекрасной даме! — объявил Костик.
Он принял драматическую позу, устремил взгляд к морю, и снова стал похож на фотографию героя. Анжела Петровна даже позабыла про убитые сапожки, стоившие половину зарплаты. Костик глубоко вздохнул, и принялся выкрикивать:
— Моя. Не твоя. Ты моя.
Я тебя буду радовать!
Давать!
Тебе, себе…
— Вы его муза! — с восторгом шепнула Анжеле Петровне неопределенная женщина. — Как я вам завидую, он гений, гений…
— Радовать! — продолжал Костик, разрубая воздух ладонью.
— Всегда. Все года.
И когда буду седой.
Для тебя буду Солнцем.
Звездой.
Стремительной ездой…
— Лохматой пиздой, — перебила Анжела Петровна, решительно вставая.
Она выдернула из руки неопределенной женщины стаканчик с водкой, замахнула одним глотком, гордо поправила ирокез, высморкалась в шарфик от Hermes и зашагала в сторону стоянки парома. Костик на секунду онемел от неожиданности, потом побежал следом.
— Моя фея, что с тобой? Тебе не понравились стихи? Я написал их для тебя…
Анжела Петровна остановилась:
— Это были стихи?! Так ты поэт, что ли?
— Да, последний романтик, певец прекрасного, — вздохнул Костик.
Анжела Петровна хмыкнула:
— Лучше бы ты маньяком оказался. А кто все эти люди?
— Из Приморского союза поэтов, члены…
— Да какие там они члены, — пренебрежительно отмахнулась на ходу Анжела Петровна.
— Но как же наша страсть?! — говорил, догоняя ее, Костик. — Я собирался устроить ночевку в палатке. А перед сном мы смотрели бы на небо…
— И срали бы под кустом, — согласилась Анжела Петровна.
— Но единение с природой…
— Слушай, — осенило Анжелу Петровну. — Да у тебя бабла нет, что ли?
— Поэту чужда меркантильность, — солнечно улыбнулся Костик.
— Но зарплату ты куда деваешь?
— Маме отдаю. Я у нее живу…
— И одежду тебе мама покупает. Ясно.
— Но Анжелочка…
— Анжела Петровна. Еще раз подойдешь, премии, блядь, лишу.
Дивный романтичный образ Костика в ее сознании вспыхнул последней искрой и погас без следа. Анжела Петровна всхлипнула от обиды, и ушла, не оборачиваясь.
Парома пришлось ждать три часа, так что домой она добралась, когда стемнело. Из кухни тянуло ароматом борща. Анжела Петровна быстро скинула пальто и шмыгнула в ванную, чтобы смыть с лица следы «Титаника» и романтического приключения.
Вскоре она уже сидела за столом, ела обжигающий борщ, сваренный Васей. Одноименный кот примостился у ее ног и вылизывал яйца. Анжела Петровна размышляла о том, что не так уж и плохо быть солидным главным бухгалтером с солидным мужем, солидным домом, солидной фигурой, и в каких-то тридцать пять солидно зваться Анжелой Петровной, а не Анжелочкой, например.
— Ты сегодня такая красивая, специальная какая-то, — робко сказал Вася. Попыхтел немного, собираясь с духом, и спросил: — Хочешь, укушу?
Анжела Петровна передернула плечами:
— Не надо.
— Ну ты ж романтики хотела, — напомнил Вася.
— Да к ебеням эту романтику, — махнула рукой Анжела Петровна. — Пойдем, я тебе без романтики дам.
© Диана Удовиченко