Места остались только на галёрке, в окружении группы немецких дисциплинированных пенсионеров с театральными биноклями-лорнетами.
Эти педанты подтянули теорию еще до первого звонка, выяснив, кто все эти люди - Онегин, Ольга, Татьяна, Ленский, что за дуэль, и в чем, собственно, проблема. До третьего звонка недоверчиво поглядывали на нас с Лёвой: где же наше либретто, и почему мы его не читаем.
Я им посылала в ответ снисходительные взгляды: «Уймитесь, господа! Да мы же это учим наизусть в школе! Я Вам пишу, чего же боле! Это ж мы ж с молоком впитываем, я вас умоляю!» Да и зачем им было знать, что мы прочитали либретто еще в буфете, накатив по бокалу шампанского для чистоты восприятия.
Под конец первого акта Ленский тянул за руку свою невесту Ольгу. Но Ольга не хотела Ленского. «Ахаха,» - танцевала Ольга, - «Ахаха! Хочу танцевать па-де-де с тонконогим Онегиным!»
⁃ Ц-ц-ц. - Неодобрительно сказала сидящая рядом немецкая бабушка, вглядываясь в бинокль.
Бабку жизненный опыт не подвёл, и Ленский с Онегиным пошли стреляться. Медленным шагом, сердито вытягивая носки балетных туфель, с напряженно-красивыми ягодицами. С белыми, фактурными, красивыми такими ягодицами. М-да. С красивыми. Даже не знаю, кто из них бы победил, если бы результаты дуэли зависели от красоты ягодичных мышц.
Пока я взвешивала все нюансы, скрипки нервно задрожали. Пистолеты направлены друг на друга - дуэль! Барабан тоже добавлял нервов. Парни в балетных трико взвели курки, и оба вытянули правые ножки вперед для шага. Дирижера мотало за палочкой из сторону в сторону - трубы гудели, литавры истерили. Под люстрой коллективное напряжение зала вызывало слабые всполохи молний.
В этот момент Лева вдруг ткнул локтем меня в бок, и подвигал бровями, чтобы сказать что-то срочно важное. Я подставила ухо.
⁃ Еще немного, и бабка звезданёт биноклем по сцене. - Доверительным голосом сказал Лева, и кивнул в сторону моей соседки.
Я посмотрела на бабку. Грозмуттер с недобрым прищуром смотрела в бинокль, как в прицел. Позолоченная рукоятка тряслась. Глагол «звезданёт» явно требовал замены на его же нецензурную форму с мощной лексико-семантической эмфатизацией.
В голове, как в замедленной съемке, пронеслось: вот бинокль летит на сцену с галерки, выписывая круги позолоченной ручкой, затем втыкается в Онегина, а Онегин удивленно падает, взмахивая рукой в сторону галёрки. Оркестр, немузыкально невпопад останавливаясь, перестает играть, и весь зал недоуменно разворачивается в нашу сторону.
Среди немецких пенсионеров и Левы я выглядела самым слабым звеном.
⁃ И все подумают на тебя-я-я. - Снова просуфлировал Лева мне в ухо.
В итоге дуэль я пропустила, потому что контролировала бабку.
Когда этот гад Онегин порвал письмо Татьяны, а грозмуттер со свистом дышала от возмущения, я, на всякий случай, встряхнула знания по искусственному дыханию, и поискала носовой платок в кармане пиджака Лёвы. Платка не нашла, зато обнаружилась фляжечка с коньяком.
В последней сцене, когда уже замужняя Татьяна вальсировала со своим мужем в золотых эполетах, а влюбленный в неё Онегин рвал на себе волосы около кулисы, сбоку что-то заскрипело.
Я повернула голову. Бабка мстительно смеялась. Ну как сказать - смеялась. Бабка мстительно скрипела, и ей было превосходно. Наверное, был у неё какой-то крутой бэкграунд со своим немецким герром Онегиным. Я тоже была за неё рада, особенно после ста грамм коньяка.
Коньяк, скажу я вам, это крайне необходимая вещь в балете. Крайне. Не пренебрегайте.